Фото из фондов Музея истории здравоохранения Волгоградской области
77 лет прошло с того дня, когда завершилась великая битва на Волге. Сталинград стал известен всему миру. Именно Сталинградская битва стала переломным моментом Великой Отечественной войны. И мы вновь обращаемся к документам, хранящимся в музее истории здравоохранения – воспоминаниям участников этой жестокой войны.
Читаем, что написал Алексей Михайлович Федянов: «Лицом к лицу с войной мне пришлось столкнуться ещё до призыва в армию. Весной 1942 года немецкая авиация начала бомбить Сталинград, а к лету эти бомбардировки стали систематическими. И здесь немцы были пунктуальны. Ровно в 19 часов появлялись первые самолеты и сбрасывали бомбы на город. Жители заранее покидали свои дома и прятались в специально вырытых недалеко от домов щелях или в подвалах.
Когда немцы начали сбрасывать на дома зажигательные бомбы, то для борьбы с ними привлекали нас — молодежь. На крышах и чердаках выставлялись дежурные, которые упавшую на дом «зажигалку» должны были сбросить на землю специальными клещами и по возможности потушить начавшийся пожар.
15 августа 1942 года меня призвали в Красную армию, а 23 августа, в воскресенье, немцы совершили тягчайшее преступление против невинных жителей города. В этот день и в три последующих жилые кварталы города подверглись уничтожению бомбами немецких самолетов, которые налетали сразу сотнями и сбрасывали в течение многих часов тысячи фугасных и зажигательных бомб. Горели дома, улицы и кварталы вместе с людьми. Это был сплошной ревущий ад. Воздух на улицах раскалялся настолько, что человек падал и погибал посреди улицы.
После месячного обучения в запасном полку меня направили в медсанроту 159 отдельной стрелковой бригады санитаром. Бригада была укомплектована в основном 18-19 летними выпускниками средних школ. В конце сентября нас направили на левый фланг Сталинградского фронта. Отсюда и начался мой боевой путь.
После начала наступления наших войск на Сталинградском фронте нашей бригаде пришлось воевать в Калмыцких степях. На десятки и сотни километров не было ни деревца, ни кустика. Одни пески, далеко не везде покрытые жалкой растительностью. Можно было пройти полсотни и более километров и не встретить ни жилища, ни воды.
Зима 1942-1943 годов выдалась очень суровой и морозной. Снега в Калмыкии почти не было. До января месяца мы не знали жилищ. Для раненых каждый раз ставили палатки. В малой из них размещалась операционная, а в большой «стационар» на 50 условных «коек». Койками была мерзлая земля. Для тяжелораненых имелись спальные мешки, а других частично укрывали одеялами.
В декабре, когда ударили сильные морозы. Земля была твердая, как бетон. Очень трудно было устанавливать палатки. Деревянные колья при забивании ломались. Даже железные клинья удавалось забить с большим трудом и только кувалдой. В этих условиях надо было развести быстро автоклав, чтобы стерилизовать хирургический инструмент и перевязочный материал. Приходилось делать уколы и перевязки, накладывать сложные повязки, кормить раненых, измерять температуру и многое другое…».
Вот что вспоминает об этих днях Софья Леонардовна Тыдман: «Фронт приближался. Началась историческая защита Сталинграда. В конце июля, начале августа город уже был запружен людьми, машинами, повозками. Трамваи, магазины были забиты народом, непрерывно сновали груженые машины, шли воинские части. Было какое-то непрерывное, напряженное, тревожное движение, а ночью кромешная тьма.
В этот период мы еще имели возможность эвакуировать раненых из госпиталя. Уходили санитарные поезда, санитарные пароходы в глубокий тыл. Положение к середине августа резко изменилось. Согласно постановлению городского комитета обороны, от 01.07.1942г. облздравские госпитали подлежали эвакуации в тыл. В начале августа оставалось 10 госпиталей, а к 23 августа 1942г. всего 4 госпиталя, в том числе и наш ЭГ 1584. Эвакуация раненых резко сократилась. В результате во второй половине августа в городе скопилось огромное количество раненых, которое непрерывно росло.
23.08.1942 года вдруг прозвучало сообщение о воздушной тревоге, и в ту минуту раздался страшный взрыв. Захлопали оконные рамы, зазвенели разбитые стекла. Взрывы следовали один за другим непрестанно. Казалось, что наше здание сейчас рухнет, оно дрожало и шаталось. Сверху летели какие-то доски, штукатурка, воздух наполнился пылью и гарью. В операционной провалился потолок, все было засыпано строительным мусором, стеклами.
Город рушился и пылал. Я взглянула в окно, обращенное на Рабоче-крестьянскую улицу, и перед глазами предстало огненное море. Там, где сейчас торговый центр, и до войны был базар с множеством деревянных лавчонок, ларьков, лабазов. Вот они горели сплошным огнем. Пламя временами вырывалось огромными языками, бушевало как морской оранжево — красный шторм.
Надо было спасать раненых. Здание могло рухнуть и загореться каждую минуту. Свист и грохот разрывающихся бомб, треск рушившихся зданий слились в сплошной непрекращающийся рев и вой.
В эти дни я поняла, каким человеком был наш комиссар А.А. Федоркин. Тогда, когда горел и рушился наш город, когда враг кое-где уже вырвался к Волге, когда казалось, что уже все погибло, он ни на минуту не сомневался в нашей победе над врагом. Такая его непоколебимая уверенность невольно вселялась и в нас. Его стойкость, бесстрашие и твердая воля заражала нас. В минуту душевной слабости он был поддержкой, стимулятором. Стоило, ему сказать пару ободряющих слов, и снова откуда-то бралась сила, бодрое настроение и любые трудности становились легкими».
(по материалам фондов музея истории здравоохранения Волгоградской области)
